ИНВЕСТИЦИОННЫЙ ПОРТАЛ ВОЛГОГРАДСКОЙ ОБЛАСТИМВФ оценил долю государства в российской экономике в 33% — РБК
Государственный сектор производит треть российского ВВП, подсчитали в МВФ. Это более оптимистичная оценка по сравнению с альтернативными расчетами
Фото: Сергей Бобылев / ТАСС
Доля государственного сектора в добавленной стоимости в России составила 33% в 2016 году, подсчитали эксперты Международного валютного фонда (МВФ), что значительно ниже альтернативных экспертных оценок.
Авторы нового доклада МВФ попытались опровергнуть распространенное представление о значительном увеличении доли государства в российской экономике. «Доля российского государства в ВВП намного меньше, чем 70%», — подчеркивается в докладе (70% — это широко распространенная оценка доли госсектора в российской экономике. — РБК).
По подсчетам МВФ, доля государства в объеме производства составила 33% в 2016 году, незначительно увеличившись с 32% в 2012 году. Госуправление обеспечило 13,5% ВВП, а государственные предприятия — еще 19,3% ВВП в 2016 году.
adv.rbc.ru
Оценка МВФ сопоставима с данными Европейского банка реконструкции и развития, который оценил долю государства в 35% в 2005–2010 годах, но значительно отличается от результатов альтернативных подсчетов.
adv.rbc.ru
Moody’s оценивает долю госсектора в российской экономике в 40–50% с учетом частично приватизированных компаний. Схожая точка зрения у Центра стратегических разработок — 46% по итогам 2016 года. Оценка ФАС радикальнее: вклад госкомпаний в ВВП достиг 70% в 2015 году по сравнению с 35% в 2005-м.
Однако, утверждая о доле государства в 70%, в своем докладе ФАС ссылается на неназванных экспертов, обращает внимание директор Института стратегического анализа ФБК Игорь Николаев.
Как измерить вмешательство государства в экономику
Сильный разброс в оценках доли государства в экономике объясняется проблемами методологии.
Если считать по доле основных фондов в собственности государства, получится и вовсе 18%, подчеркивает Николаев.
В 2014 году МВФ заявлял, что величина госсектора в российской экономике превзошла 70% ВВП. Однако в новом обзоре в качестве ключевого показателя МВФ использует долю госсектора в добавленной стоимости, которую определяет на основе официальных данных о продажах или занятости в зависимости от сектора экономики. Например, в сферах образования и здравоохранения были проанализированы данные о занятости, поскольку эти услуги бесплатны и доходы невысоки. Для финансового сектора долю государства в добавленной стоимости МВФ оценил как отношение активов государственных банков к совокупным активам банковского сектора, поскольку официальные данные о продажах банков недоступны.
МВФ также включил в анализ дочерние компании 20 крупнейших контролируемых государством нефинансовых компаний, а это большинство дочерних предприятий таких компаний, как «Газпром» или «Роснефть», которые, как правило, классифицируются как частные в официальных данных.
«Это абсолютно справедливый расчет, 70% — завышенная оценка», — согласен с позицией МВФ директор Prosperity Capital Management Алексей Кривошапко. «Единственный правильный способ подсчитать, сколько производственных активов на самом деле принадлежит государству, — по производству», — уверен экономист.
«Оценка МВФ очевидно занижена, методология слишком консервативна», — возражает директор Центра структурных исследований РАНХиГС Алексей Ведев. Главная проблема при расчетах, по его словам, в том, что относить к госсектору: «Компания с госучастием — государственная или нет?»
«По формальным показателям доля государства в экономике действительно около 30%. Но я скорее согласен с оценкой в 70%. Многие крупные компании в России по существу являются «квазичастными» и сильно зависимы от государственных субсидий», — подчеркивает Николаев.
Где экспансия государства критична
МВФ не оценивает, является ли нынешняя доля государства в российской экономике оптимальной, но анализирует ее влияние на развитие конкуренции.
Государственное присутствие велико в стратегических секторах экономики: добыче нефти и газа, обороне, естественных монополиях и государственных службах (электроэнергия, водоснабжение и канализация, отопление, трубопроводный и железнодорожный транспорт). Преимущественно частными отраслями являются сельское хозяйство и пищевая промышленность, большая часть обрабатывающей промышленности (исключая переработку нефти и газа) и торговля.
Специфической для России особенностью является доминирование государства в финансовом секторе. При этом экспансия государства расширяется. Более двух третей банковской системы России принадлежит государственным банкам (подразделяются на институты развития, такие как ВЭБ, коммерческие банки и гибридные банки). «Большинство государственных банков (кроме крупнейших) имеют более низкую доходность, чем частные», — подчеркивают эксперты МВФ.
Доминирование госсектора на финансовом рынке очевидно отрицательно влияет на конкуренцию и провоцирует высокие ставки по кредитам, подчеркивает Кривошапко.
«Естественные монополии в транспортировке газа, нефти, электроэнергии, грузов — тоже очевидное зло. Все остальное некритично для структурного роста экономики», — считает экономист.
Для снижения доли государства в экономике Минэкономразвития предлагает ограничить создание унитарных предприятий на конкурентных рынках, запретить государству приобретать акции компаний, которые работают на конкурентных рынках, а также разработать план выхода Центробанка из капитала санируемых банков.
Малый и средний бизнес — наиболее динамично развивающаяся отрасль экономики – Роскачество
новость
21 июл 2022
Форум «Сильные идеи для нового времени» собрал в Центре международной торговли экспертов различных отраслей экономики, бизнеса, социальной сферы и представителей государства. На тематических панельных сессиях обсуждали пути решения развития страны в современных реалиях.
На треке «Предпринимательство» в центре внимания сегодняшние вызовы для малого и среднего бизнеса.
В силу санкционного давления многие предприниматели были вынуждены сменить поставщиков либо существенно изменить логистику доставок. Аналитики не исключают, что все это может отразиться, как на конечной стоимости, так и качестве продукции. По мнению заместителя руководителя Роскачества Юлии Михалевой, те предприятия, которые работают на перспективу и рассматривают различные сценарии развития событий пострадали меньше всего.
«Если вы, не дожидаясь возникновения какой-то критической ситуации, постоянно занимаетесь рискмереджментом, учитываете существующие российские, международные стандарты, лучшие практики системы управления, тогда вы себе точно обеспечите ожидаемое качество. Это показала эпоха Ковида — и малый, и средний, и крупный бизнесы такую встряску прошли. Тот, кто заранее подумал о рисках и был апологетом такого подхода, тот с минимальными потерями, и даже выйдя в плюс, прожил этот период
Для поддержки МСП исполнительный директор общественной организации «ОПОРА РОССИИ» предложил сделать кредиты более доступными. Также, по его мнению, отрасли поможет отказ от монополизации рынков. Андрей Шубин привел сразу несколько примеров.
«На недавней сессии Госдума приняла законопроект про единого оператора рекламы. Где здесь развитие малого и среднего бизнеса, когда здесь идеологически хотят создать одного оператора всей рекламы в стране, исключив оттуда малый и средний бизнес. Тоже самое, когда мы внезапно получили во втором чтении запрет субъектам малого и среднего предпринимательства, использующим спецрежимы, продавать ювелирные изделия в магазинах. Как должен развиваться малый и средний бизнес?
», — поинтересовался исполнительный директор общественной организации «ОПОРА РОССИИ» Андрей Шубин.
Как показывают исследования малый и средний бизнес наиболее динамично развивающаяся отрасль экономики. По Москве количество предприятий МСП увеличилось на 4,7% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.
При этом появилось больше не только ИТ-компаний, рост фиксируют и в торговле, и строительстве. Увеличиваются и обороты компаний.
«Это подтверждается данными контрольно-кассовой техники, банковской статистики. Оборот торговли вырос на 30% к аналогичному периоду прошлого года, сфера услуг на 20%. А если выделить из этих секторов МСП, то 36%. Из чего мы делаем вывод, что МСП обгоняет экономику, быстрее всех перестраивается
В планах участников форума консолидировать 100 сильных идей, которые внесут значимый вклад в развитие страны и достижение национальных целей до 2030 года.
Поделиться в соцсетях:
1 11 12
3 9 15 6
←
→
все исследования →
Монополии Америки сдерживают развитие экономики
Бизнес
Консолидированная корпоративная власть поддерживает высокие цены на многие продукты и низкое качество.
Почему другие политики не выступают против этого?
Барри С. Линн Ребекка Кук / Reuters
Сохраненные истории
Существует множество конкурирующих интерпретаций того, почему Хиллари Клинтон проиграла выборы прошлой осенью, но большинство наблюдателей согласны с тем, что большую роль сыграла экономика . Клинтон просто не сформулировала видение, достаточно убедительное, чтобы конкурировать с воодушевляющим, хотя и сомнительным заявлением Дональда Трампа о том, что плохие торговые сделки и нелегальная иммиграция объясняют нисходящую мобильность многих американцев.
Как оказалось, у Клинтона были зародыши именно такой идеи — если бы знать, где искать. В октябрьской статье 2015 года она написала, что «крупные корпорации концентрируют контроль над рынками» и «используют свою власть для повышения цен, ограничения выбора для потребителей, снижения заработной платы работников и сдерживания конкуренции со стороны стартапов и малого бизнеса».
Неудивительно, что американцы считают, что колода сложена для тех, кто наверху». В своей речи в Толедо прошлой осенью Клинтон подверг критике «старомодные монополии» и пообещал назначить «жестких» силовиков, «чтобы большие не становились все больше и больше».
Слова Клинтона соответствовали нападкам Берни Сандерса на крупные банки, но пошли дальше, проследив, как концентрация является проблемой для всей экономики. Это было сообщение, казалось бы, созданное специально для разгневанного электората 2016 года. Однако после речи в Огайо Клинтон редко касалась этого вопроса снова. Несколько других демократов даже упомянули слово монополия .
Жаль, что позиция Клинтон не была простой предвыборной риторикой. Он был основан на значительном и растущем массиве исследований, подтверждающих, что консолидация лежит в основе многих наиболее насущных экономических и политических проблем Америки.
К ним относится снижение благосостояния сельских жителей Америки, поскольку фермеры борются против сельскохозяйственных конгломератов.
Это включает в себя исчезновение городов центральной части страны, таких как Мемфис и Миннеаполис, поскольку корпоративные гиганты в прибрежных городах выкупают местные банки и предприятия. Это включает в себя резкое снижение уровня предпринимательства и инноваций, поскольку концентрированные рынки подавляют независимые предприятия и новые стартапы. Это включает в себя падение реальной заработной платы, поскольку десятилетия слияний уменьшили потребность работодателей в конкуренции за привлечение и удержание работников.
Монополия является основной движущей силой неравенства, поскольку прибыль концентрирует больше богатства в руках немногих. Последствия монополии приводят избирателей в ярость в их повседневной жизни, поскольку они сталкиваются с заоблачными ценами, устанавливаемыми картелями фармацевтических компаний, и злоупотреблениями поставщиков кабельного телевидения, медицинских страховых компаний и авиакомпаний. Монополия обеспечивает большую часть средств, которые богатые используют для искажения американской политики.
На протяжении большей части 20-го века Демократическая партия усердно работала над предотвращением такой чрезмерной концентрации власти. Эта традиция, восходящая ко временам Томаса Джефферсона, нашла выражение в антимонопольной политике, направленной на защиту американцев не только как потребителей, но и как граждан и производителей от господства сильных мира сего. Тем не менее, сегодня большинство американцев ассоциируют такие термины, как «свобода» и «свобода», с республиканцами, и если это так и останется, демократам, вероятно, будет трудно восстановить свою партию в ожидании 2018 года. Многие республиканцы также выступают против создания монополий, но демократы в частности, было бы полезно сделать его центральным элементом их платформы в ближайшие годы.
Идея о том, что в Америке проблема с монополией, теперь бесспорна. С 2008 года было совершено слияний на сумму более 10 триллионов долларов, и темпы заключения сделок продолжают ускоряться: в 2015 году был установлен рекорд по количеству слияний за год, а в октябре 2016 года — рекорд по количеству слияний за месяц.
В 2016 году The Economist опубликовал три статьи о проблеме монополий в Америке. Журнал сообщил, что две трети всех корпоративных секторов стали более концентрированными с 19-го века.90-х годов, что корпорации сейчас гораздо более прибыльны, чем когда-либо с 1920-х годов, и что непомерная сумма прибыли поступает в очень немногие огромные инвестиционные фонды, такие как BlackRock и State Street. В апреле Совет экономических консультантов Белого дома пришел почти к такому же выводу и призвал к «жесткой реакции на злоупотребления рыночной властью».
Простым американцам не нужны были эксперты, чтобы объяснить опасность монополии. Популистские движения, такие как «Чайная партия», «Оккупай» и кампания Сандерса, в разной степени сосредоточивались на угрозах, связанных с концентрацией. Опросы показывают, что большинство американцев теперь считают, что крупные корпорации слишком сильны. Тем не менее до 2016 года основные демократы не признавали, что этот растущий страх перед монопольной властью может повлиять на то, как граждане голосуют.
Рассмотрим некоторые опоры демократической уверенности перед падением и то, как они столкнулись с реальным миром.
Партийные лидеры были, например, правы в том, что миллионы американцев сегодня благодарны за Obamacare. Но трудности, связанные с Obamacare, также убедили миллионы других американцев в том, что больницы, страховые компании и фармацевтические монополисты увеличивают расходы и сокращают расходы на лечение, и что администрация не собиралась их останавливать.
Партийные лидеры также были правы в том, что экономика США находится в более прочном положении, чем когда Барак Обама пришел к власти. Но в то время как большинство граждан находятся в менее тяжелом положении, чем восемь лет назад, у них также есть больше времени, чтобы подумать об остальной части своей жизни. Они видят, как интернет-провайдеры блокируют их от более быстрого обслуживания, а кабельные компании берут слишком много за их развлечения. Они видят, как гигантские пищевые компании снижают качество молока и курицы, а сельскохозяйственные корпорации повышают стоимость семян и пестицидов.
Они видят, как несколько крупных корпораций доминируют в сфере продажи ипотечных кредитов, бакалейных товаров, канцелярских товаров и еды в ресторанах и обманывают потребителей, когда они покупают все, от очков до ковбойских сапог.
Кроме того, партийные лидеры не ошиблись в том, что уровень безработицы резко снизился по сравнению с 2009 годом. Но эти цифры никак не учитывают тот факт, что многие из этих рабочих мест сильно отличаются от тех, которые исчезли после краха 2008 года. Для миллионов работающих американцев авангардные технологии последнего десятилетия быстро превращаются в репрессивные системы прямого контроля. Рассмотрим водителей грузовиков, складских рабочих, администраторов, медсестер и таксистов, чьи действия и даже их речь отслеживаются и направляются во все возрастающих деталях. Или возьмем белых воротничков в штаб-квартире Amazon в Сиэтле, где, по словам New York Times , руководители используют «алгоритм постоянного повышения производительности своих сотрудников».
Такие формы контроля, особенно когда они используются гигантскими корпорациями, имеют тенденцию только усиливать чувство бессилия.
Кроме того, основные демократы правы в своих оценках после выборов, признавая необходимость борьбы с фальшивыми новостями. Но партийным лидерам было бы разумно также рассмотреть влияние монополии на поток информации между гражданами и бизнес-модели основных СМИ. Facebook активно манипулирует потоком реальных новостей между журналистом и гражданином. Amazon активно манипулирует потоком книг между американскими авторами и читателями. Получая более 80 процентов всех доходов от онлайн-рекламы, Facebook и Google помогают вытеснить с рынка традиционных новостных издателей и стартапы онлайн-новостей. Все политические группы полагаются на независимые средства массовой информации для эффективного общения с избирателями, и это особенно верно в отношении партий, находящихся у власти.
* * *
Избрание такого человека, как Дональд Трамп, — это именно то, для предотвращения чего Демократическая партия сначала создавалась, а затем перестраивалась.
Когда Томас Джефферсон и Джеймс Мэдисон основали партию в 1792 году, их целью было противостоять плану Александра Гамильтона по централизации власти в руках финансовой аристократии, связанной с государством. Вместо гамильтоновского видения Америки, в которой несколько капиталистов управляли большей частью бизнеса, лидеры новой партии представляли себе политэкономию, в которой борьба с монополией и концентрация власти будут способствовать созданию независимых, самоуправляющихся граждан.
Этот эксперимент с радикальной экономической демократией длился недолго. В 1840-х годах южные плантаторы захватили партию и использовали ее для защиты своих рабовладельческих поместий. После Гражданской войны новая южная элита использовала партию как щит против северного капитала и воли свободных фермеров, белых и черных. На короткое время новая Республиканская партия подняла знамя свободы. Но Республиканская партия вскоре была захвачена формирующимся классом магнатов Уолл-стрит и монополистов Золотого века.
Только в 1896, во время баллотирования Уильяма Дженнингса Брайана на пост президента, группа белых граждан мужского пола, преданных антимонопольному движению, вернула себе рычаги контроля внутри Демократической партии. На этот раз они держались, и в течение большей части следующих 100 лет, через администрации Вудро Вильсона, Рузвельта Рузвельта, Гарри Трумэна и других, главной целью Демократической партии была защита рабочих, фермеров, владельцев магазинов и других независимых граждан и новаторов от концентрированной власти.
В течение этих десятилетий демократы понимали, что, создавая рынки и регулируя конкуренцию, они также устанавливают набор политико-экономических сдержек и противовесов, которые помогают гражданам сохранять контроль над своими судьбами и судьбами сообществ, в которых они живут. Защищая это видение, такие лидеры, как президент Вильсон, использовали те же самые формулировки, что и Джефферсон и Мэдисон. «Нет спасения для людей в жалкой снисходительности промышленных мастеров», — сказал Уилсон во время 19-го века.
12 кампания. «Стражам нет места в стране свободных людей».
В период между избранием Вильсона и началом Второй мировой войны американцы построили первую в мире современную политэкономию, призванную сохранить как свободу, так и демократию, а также способствовать экономическому росту и инновациям. Руководствуясь мнением судьи Верховного суда Луиса Брандейса, они сделали это, разработав три различных, но согласованных подхода к политике в области конкуренции.
В случае сетевых отраслей, таких как электричество, железные дороги и другие «естественные монополии», они считали, что общественность должна непосредственно владеть корпорацией или регулировать ее действия. В случае промышленной деятельности, такой как производство автомобилей или химикатов, граждане признавали высокую степень вертикальной интеграции и концентрации капитала, но они также настаивали на том, чтобы все такие корпорации конкурировали по крайней мере с тремя или четырьмя другими крупными корпорациями, производящими ту же продукцию.
Во всех других секторах экономики, таких как розничная торговля, сельское хозяйство и банковское дело, цель состояла в том, чтобы способствовать как можно более широкому распределению власти и возможностей, почти повсеместно предотвращая концентрацию. Во всей политической экономии, но особенно в секторах с высокой концентрацией капитала и власти, они продвигали профсоюзы для защиты рабочих.
Результатом стал революционный успех. В течение многих лет общепринятое мнение среди основных демократов заключалось в том, что «Новый курс» был в основном экспериментом по концентрации и социализации. Тем не менее, за некоторыми исключениями, администрация Рузвельта и Конгресс в первую очередь стремились содействовать, по словам одного из главных сторонников централизации при Рузвельте, «атомизации» американского бизнеса. Действительно, с середины 19-го века экономика США становилась все менее консолидированной из года в год.30-х до начала 1980-х гг.
Помимо предоставления гражданам значительной части — по словам судьи Брандейса — «производственной свободы», которую они требовали, этот антимонополизм также заложил основу для периода быстрого технического прогресса, материального процветания и финансовой стабильности, которые помогли сделать возможно широкое распространение американской демократии в великих битвах середины века за гражданские права.
Это было видение, которое преодолело расовый разрыв; одним из величайших защитников брандейского видения был судья Верховного суда Тергуд Маршалл. Это было видение, которое даже объединило две стороны: президенты Дуайт Эйзенхауэр и Ричард Никсон оба проводили активные антимонопольные операции во время своих администраций.
В 1792 году Мэдисон писал, что именно «независимый» гражданин служил «наилучшей основой общественной свободы и самым сильным оплотом общественной безопасности». Это подтвердилось в 20 веке. На протяжении десятилетий ошеломляющий успех Демократической партии на выборах в немалой степени объяснялся тем, что она давала бизнесменам, рабочим, лавочникам и фермерам важную форму политической экономической свободы. Затем эти свободные граждане вернули партию к власти.
Конец наступил после избрания Рональда Рейгана в 1980. Рейган привел к власти группу юристов и экономистов, слабо связанных с Чикагским университетом, посвятивших себя ниспровержению антимонопольной философии демократов.
Среди ключевых лидеров группы были экономист Милтон Фридман и юристы Ричард Познер и Роберт Борк. Эти сторонники Рейгана утверждали, что вместо того, чтобы использовать конкуренцию для защиты свободы и демократии, законы должны вместо этого способствовать только эффективности, теоретически в интересах потребителя. По их словам, даже прямая монополия — это нормально, пока монополист обещает снизить цены.
В предыдущие десятилетия демократы быстро выступили бы против новой промонополистической политики Рейгана. Но в конце 1970-х годов новое поколение партийных лидеров начало принимать аспекты либертарианства чикагских скулеров (или, как позже назовут его демократы, неолиберализма). В отличие от традиционной демократической идеологии, утверждающей, что вся экономика является политической, либертарианская идеология утверждает, что рынки саморегулируются и по своей природе конкурентоспособны, а монополии по своей природе эффективны в том смысле, что это хорошо для потребителей.
Многие из этой новой породы демократов также приняли самих корпораций-монополистов вместе со своими партнерами на Уолл-Стрит и конкурировали с республиканцами за взносы на предвыборную кампанию от крупнейших из крупных.
В 1990-х годах именно такой образ мышления и действия лежал в основе решений Билла Клинтона о концентрации в банковском, медиа-, энергетическом и оборонном секторах, а также о принятии нового подхода к торговой политике, который в значительной степени открыл границу США для иностранных монополистов, таких как как бразильские банкиры, которые в последние годы приобрели Anheuser-Busch, MillerCoors, Kraft, Heinz и Burger King. (В конце своего правления Клинтон частично скорректировал курс, подав жесткий антимонопольный иск против Microsoft. Белый дом Обамы пошел по той же траектории: за ранним безразличием в прошлом году последовали энергичные, хотя и недостаточные попытки захватить власть.)
Демократическая партия почти полностью не выполнила своего традиционного обещания защищать независимых фермеров, владельцев магазинов и бизнесменов. Вместо этого партийные лидеры спокойно наблюдали, как финансисты с Уолл-стрит, вооруженные гигантскими корпорациями, экспроприировали средства к существованию миллионов американских семей.
Некоторые члены Демократической партии, однако, наконец осознали проблему монополий Америки. В июне прошлого года сенатор Элизабет Уоррен произнесла самую важную антимонопольную речь в Америке крупного политического деятеля со времен Франклина Рузвельта. «Концентрация, — сказал Уоррен, — угрожает нашим рынкам, угрожает нашей экономике и угрожает нашей демократии».
В июле реформаторам впервые с 1988 года удалось вписать строгие антимонопольные формулировки в платформу Демократической партии. отмену подхода Чикагской школы к антимонопольному регулированию.
Но, за исключением Уоррена, большинство сегодняшних демократов, в той мере, в какой они хотя бы понимают угрозу, исходящую от монополий, по-прежнему рассматривают политику конкуренции как одно из многих потенциальных решений проблем Америки, стрелу, примерно равную по важности со всеми другие стрелы в колчане, а не как философия, способная направлять мысли и действия во всех уголках политической экономии. Дональд Трамп доказал, что экономический популизм — это умная политика.
Если то, что он усовершенствовал, было вариантом опасного популизма, основанного на обиде, ксенофобии и паранойе, то антимонополизм — это умный популизм: он направляет гнев не на иммигрантов или Китай, а на монополистов и политику, которая их уполномочивала.
Антимонопольная позиция также позволит демократам решить проблему Коллегии выборщиков. Одним из побочных продуктов монополизации является то, что бизнес концентрируется в нескольких городах, в основном на побережье. Рассмотрим Сент-Луис. В 1980 году 22 компании из списка Fortune 500 называли город своим домом; сегодня осталось только девять. В 1979 году доход на душу населения в районе метро был на 89 процентов выше, чем в Нью-Йорке; с тех пор он упал до 77 процентов. Даже когда жители Сент-Луиса запускают умные компании, такие как Twitter и Square, они обычно бегут в новые мегаполисы.
Это, в свою очередь, приводит к концентрации определенного типа людей, склонных мыслить и голосовать определенным образом, в меньшем количестве мест.
Неслучайно эта модель растущего регионального неравенства удивительно похожа на предвыборную карту 2016 года, где прибрежные штаты синие, а море красного в центре страны. Успех Дональда Трампа отчасти был связан с тем, что он обратился к опасениям избирателей в этой все более оголенной красной зоне.
Полное одобрение антимонопольного законодательства немедленно дало бы демократам правдоподобное послание в поддержку бизнеса и свободы, которое могло бы звучать почти во всех частях каждого штата и действительно могло бы быть немедленно использовано законодателями штатов и генеральными прокурорами. В более долгосрочной перспективе настоящая антимонопольная программа поможет более равномерно распределить возможности, торговлю и людей по всей стране, как и предполагали создатели Конституции.
Возможно, более важно то, что антимонопольная политика — это простая философия, понятная каждому американцу. Почти все хотят свободы от боссов, экономических, культурных и расовых. Почти каждый хочет иметь свободу создавать свои семьи и сообщества, свою собственную карьеру и характер.
Дональд Трамп во время своей предвыборной кампании несколько раз громыхал о монополистах. И, правда, он еще может выполнить свои обещания заблокировать поглощение AT&T Time Warner и возбудить антимонопольное дело против Amazon. Но, учитывая объятия Трампа таких монополистов с Уолл-Стрит, как Уилбур Росс и Пол Сингер, гораздо легче представить, что при его администрации концентрация в Америке станет только хуже.
В последний раз, когда страна сталкивалась с такими угрозами, после прихода к власти плутократов в первые десятилетия 20-го века, именно демократы прямо говорили о страхах граждан. Рассмотрим слова Франклина Рузвельта в 1938 году. «Свобода демократии небезопасна, — сказал он, — если люди будут терпеть рост частной власти до такой степени, что она становится сильнее, чем само их демократическое государство. Это, по сути, и есть фашизм — собственность на правительство отдельного человека, группы или любой другой контролирующей частной власти. … Среди нас сегодня растет концентрация частной власти, не имеющей себе равных в истории».
Эпоха истинной американской свободы, в которой люди управляют как правительством, так и экономикой, лежит в грязи. Но есть политическая партия с историей борьбы за то, чтобы сделать это реальностью.
Этот пост взят из статьи, опубликованной в Washington Monthly .
Значение конкуренции для американской экономики | CEA
Хизер Боуши и Хелен Кнудсен
Здоровая рыночная конкуренция является основой хорошо функционирующей экономики США. Базовая экономическая теория показывает, что когда фирмам приходится конкурировать за клиентов, это приводит к более низким ценам, более высокому качеству товаров и услуг, большему разнообразию и большему количеству инноваций.[1] Конкуренция имеет решающее значение не только на товарных рынках, но и на рынках труда.[2] Когда фирмы конкурируют за привлечение работников, они должны повышать оплату труда и улучшать условия труда.
Имеются данные о том, что в Соединенных Штатах рынки стали более концентрированными и, возможно, менее конкурентоспособными в широком спектре отраслей: четыре компании, занимающиеся упаковкой говядины, теперь контролируют более 80 процентов своего рынка, на внутренних авиаперевозках теперь доминируют четыре авиакомпании и у многих американцев есть только один выбор надежного провайдера широкополосного доступа.
При недостаточной конкуренции доминирующие фирмы могут использовать свою рыночную власть, чтобы устанавливать более высокие цены, предлагать более низкое качество и блокировать выход на рынок потенциальных конкурентов — это означает, что предприниматели и малые предприятия не могут участвовать в равных условиях, а новые идеи не могут стать новые товары и услуги. Исследования также связывают рыночную власть с неравенством. В экономике без адекватной конкуренции цены и прибыль корпораций растут, а заработная плата рабочих снижается. Это означает, что крупные корпорации и их акционеры получают богатство, в то время как потребители и работники оплачивают расходы. Пандемия еще больше подчеркнула опасность экономики, которая зависит от нескольких компаний в производстве предметов первой необходимости, о чем свидетельствуют проблемы с цепочками поставок, с которыми мы сталкиваемся, когда небольшая группа корпораций создает узкие места для критически важного продукта.
Именно поэтому сегодня президент Байден подпишет указ о содействии конкуренции в американской экономике. Он запускает общегосударственные усилия по борьбе с растущей рыночной властью в экономике США, стремясь обеспечить конкурентоспособность рынков. Из-за масштабов и размаха проблемы рыночной власти Указ Президента делает продвижение конкуренции центральным элементом миссии правительства, посвятив все правительство обращению вспять этих тенденций.
Сигналы, указывающие на большую рыночную власть
Несмотря на то, что конкуренция является основой процветающей и справедливой экономики, появляется все больше свидетельств того, что со временем рынки в Соединенных Штатах стали менее конкурентоспособными, а рыночная власть расширяется. Есть два вида свидетельств, указывающих на широко распространенные проблемы концентрации в экономике США. Во-первых, есть свидетельства того, что концентрация рынка, а также прибыль и наценки растут во всех отраслях. Во-вторых, рыночные исследования показывают, что консолидация привела к пагубному росту цен, что является одним из самых четких показателей усиления рыночной власти.
Наряду с ростом цен, который одновременно указывает на проблему рыночной власти и является важным следствием для потребителей, экономисты выявили два других важных последствия повышения концентрации: во-первых, появляется все больше свидетельств того, что это препятствует инновациям; и, во-вторых, исследования показывают, что это приводит к значительной концентрации на рынке труда США, а не только на рынках товаров и услуг, что приводит к подавлению заработной платы.
Свидетельства роста экономической концентрации
Многочисленные исследования показывают рост концентрации в большом количестве отраслей экономики. Фактически, с конца 1990-х годов концентрация увеличилась более чем в 75 процентах отраслей промышленности США. Эти исследования показывают, что крупнейшие компании в экономике выросли за счет более мелких фирм. Хотя в некоторых случаях может случиться так, что концентрация выросла из-за того, что фирмы с высокой долей рынка более эффективны или инновационны, чем их конкуренты, преобладание во многих отраслях и тенденции вызывают беспокойство.
Это подтверждается рядом исследований, которые показывают, что прибыль и наценки крупнейших фирм — показатели, которые многие экономисты называют совокупными мерами рыночной власти в экономике — выросли за последние 30–40 лет. На свободном и открытом рынке мы ожидаем, что новые компании выйдут на рынок и будут конкурировать за эту прибыль. Однако это увеличение прибыли крупных доминирующих фирм совпадает со снижением динамизма бизнеса в экономике США — с меньшим количеством запускаемых стартапов и меньшей текучестью рынка труда.
Последствия повышенной концентрации
В то время как информативные общеотраслевые исследования на национальном уровне дают мало информации о том, являются ли повышенная концентрация и наценки результатом снижения конкуренции; то есть они не могут сказать нам, является ли концентрация проблематичной для экономики США. Как упоминалось выше, с одной стороны, общеотраслевая концентрация может увеличиваться, когда фирма становится более эффективной или более инновационной, или когда национальная фирма увеличивает свое присутствие.
[4] Точно так же увеличение наценок может быть результатом усовершенствованной технологии, снижающей предельные издержки. С другой стороны, повышенная концентрация может также быть результатом антиконкурентных слияний или повышения входных барьеров, что также может привести к увеличению наценок.
Для того чтобы выяснить, являются ли модели повышенной концентрации и наценок проблематичными, экономисты должны более внимательно изучить отдельные рынки, поскольку исследования конкретных рынков позволяют более детально понять механизмы конкуренции, которые приводят к этим моделям. Чтобы лучше понять эти рынки, экономисты глубоко изучили целый ряд отраслей — от производства бетона до здравоохранения. Эти исследования, как правило, сосредоточены на том, что происходит после слияния двух (или более) фирм. Изучение слияний особенно важно, потому что слияния изменяют структуру рынка таким образом, что это не связано с улучшением фирмы своего продукта или повышением эффективности. Рост потребительских цен после слияния указывает на то, что фирма приобрела рыночную власть, что дает ей более широкие возможности установления цен и предполагает, что слияние нанесло ущерб потребителям.
Ряд рыночных исследований до и после слияний свидетельствует о том, что консолидация привела к ослаблению конкуренции и усилению рыночной власти. Эти исследования показывают, что по мере изменения рыночных условий цены росли, указывая на то, что фирмы имели возможность взимать более высокую плату, поскольку они — в этих случаях — слились со своими конкурентами:
- Один обзор этой литературы показывает, что из 49 таких исследований обнаружен рост цен, вызванный слияниями. Другой обзор показывает, что средний ценовой эффект в изученных слияниях составил 7,2 процента.
- Обзор исследований по слияниям больниц показывает, что большинство слияний приводило к повышению цен не менее чем на 20 процентов.
- Исследование крупного слияния компаний медицинского страхования показывает, что оно привело к увеличению среднего страхового взноса на 7 процентов.
- Исследование слияний авиакомпаний в 1980-х годах показало, что цены выросли на 7,2–29,4% на рынках, где непосредственно конкурировали сливающиеся авиакомпании.
- Исследование совместного предприятия MillerCoors показало, что результатом его негласной координации с Anheuser-Busch стало повышение розничных цен на пиво на 6-8 процентов.
Просматривая подобные исследования, можно прийти к выводу, что консолидация действительно указывает на проблему рыночной власти, следствием которой является то, что потребители сталкиваются с более высокими ценами, чем если бы рынок был более конкурентным.
Другие негативные последствия рыночной концентрации
Также появляется все больше свидетельств того, что рыночная власть негативно влияет на инновации. Уже давно возникают вопросы о том, способствует ли концентрация рынка инновациям или препятствует им. Еще несколько десятилетий назад Кеннет Эрроу утверждал, что концентрация препятствует изобретательству: «монопольная власть, существовавшая до изобретения, сильно препятствует дальнейшим инновациям». менее вероятно продвижение технологических изменений; в другом документе основное внимание уделяется каналу, через который происходит меньше инноваций при наличии рыночной власти; а другое исследование показывает, что, хотя надбавки к ценам увеличились после слияния, не произошло соответствующего увеличения производительности.
Возникают опасения, что это влияние на инновации может повлиять на экономику в целом. В своей книге The Great Reversal, Томас Филипон документирует, что увеличение концентрации в экономике снижает инвестиции в масштабах всей экономики. Точно так же ученые обнаруживают, что более высокая рыночная власть является фактором низких процентных ставок и высокого финансового благосостояния компаний, но относительно небольших инвестиций. Если позволить концентрации продолжаться, это может снизить производительность и рост США, ограничивая будущую конкурентоспособность экономики США.
Снижение конкуренции на рынках труда
По мере того, как фирмы становятся более концентрированными, они могут снижать заработную плату, что является еще одним примером того, как мы видим растущие последствия рыночной власти. Обладая большей рыночной властью, работодатели имеют меньшую конкуренцию за лучших работников, поскольку других фирм меньше. Такая власть на рынке труда может быть использована несколькими способами; мы обсудим два ниже.
Во-первых, консолидация на рынках продукции влияет не только на потребительские цены, но и на заработную плату и условия труда по мере сокращения числа работодателей в отрасли. Например, в результате слияния больниц не только потребители столкнулись с меньшим выбором места получения медицинской помощи, но и у медсестер, врачей и других медицинских работников стало меньше выбора работодателя. Фактически, исследование показало, что крупные слияния больниц привели к снижению роста заработной платы медсестер, работников аптек и администраторов больниц.
Фирмы также могут проявлять рыночную власть, ограничивая возможность своих сотрудников менять работу с помощью соглашений о неконкуренции. Эти соглашения не позволяют сотрудникам увольняться и — в течение определенного периода времени — устраиваться на работу к другому работодателю, который может извлечь выгоду из отраслевых навыков сотрудника. Это приводит к более низкой заработной плате, поскольку у сотрудника ограничены возможности использовать свои навыки в другом месте.
В целом, эти неконкурентные условия на рынке труда довольно распространены — 60 процентов рынков труда являются высококонцентрированными. Важно отметить, что исследователи документально подтвердили, что неконкурентные рынки труда связаны с более низкой заработной платой по сравнению с тем, что может обеспечить действительно конкурентный рынок. Метаанализ исследований рынка труда показывает, что фирмы платят своим работникам меньше, чем на конкурентном рынке труда, при этом средняя оценка показывает, что фирмы платят работникам 58 процентов их стоимости. Новая работа также показала, что более чем каждый десятый работник в США находится на рынках труда, где заработная плата снижена как минимум на 2 процента из-за концентрации работодателей.
Признаки того, что изменение политики необходимо
Имеются убедительные доказательства того, что одной из причин нынешнего роста рыночной власти является изменение политики. За последние 40 лет антимонопольное правоприменение стало более мягким, и у регулирующих органов не было достаточных ресурсов для обеспечения соблюдения действующих законов.
Антимонопольное законодательство традиционно обеспечивается Антимонопольным отделом Министерства юстиции (DOJ) и Федеральной торговой комиссией (FTC). Они бросают вызов антиконкурентным слияниям и другим антиконкурентным действиям фирм, таким как практика исключения. Министерство юстиции также преследует уголовные антимонопольные законы, которые запрещают сговор, например установление цен.
В целях обеспечения соблюдения закона Министерство юстиции и Федеральная торговая комиссия (FTC) публикуют правила слияния, в которых указывается, когда слияние может быть оспорено. С тех пор как руководство было впервые опубликовано в 1968 году, правоприменительная практика становилась все более мягкой.
В 1968 г. на высококонцентрированном рынке (четыре фирмы имели 75 % рыночной доли) даже слияние двух небольших фирм (каждая с 4 % рыночной доли) было обычным делом. Сегодня такие слияния почти никогда не оспариваются; действительно, согласно руководящим принципам, опубликованным в 2010 году, слияния вряд ли будут оспорены, даже если они оставят на месте только четырех крупных конкурентов.
Повышение этих пороговых значений отчасти отражает то, что агентства больше доверяют эффективности, которая может возникнуть в результате слияний. В то же время, когда эти рекомендуемые пороговые значения увеличились, уровень покупной цены, которая требует от компаний уведомлять агентства о своих слияниях, повысился, что привело к увеличению числа слияний, которые остаются без рассмотрения, даже когда фирмы стратегически приобретают конкурентов.
Отчасти из-за этих изменений и из-за реального сокращения финансирования федеральные агентства стали возбуждать меньше антимонопольных дел. Фактически, количество уголовных антимонопольных дел, возбужденных Министерством юстиции в период с 2018 по 2021 финансовый год, сократилось в среднем до 22 в год по сравнению с более чем 60 делами в год в предыдущие шесть лет. Что касается гражданской стороны, с 2010 по 2019 год только около 3 процентов слияний, которые достигли порога подачи, получили «вторые запросы», которые представляют собой более тщательную проверку агентствами.
При слиянии бросают вызов , они крайние, когда остается четыре или меньше участников.
Правительственные иски о применении законов против антиконкурентного поведения также были редки. Иск Министерства юстиции против Google и иск Федеральной торговой комиссии против Facebook, поданные в 2020 году, являются первыми крупными федеральными делами о монополизации после дела Microsoft в 1998 году.[6] По мере того, как экономика развивается вместе с технологиями, а рынки «победитель получает все» становятся все более важными, крайне важно также защищаться от антиконкурентного поведения. Эти сдвиги произошли одновременно с изменением судебного прецедента в направлении скептицизма в отношении применения антимонопольного законодательства.
Исполнительный указ о содействии конкуренции в американской экономике начинает усилия по решению этих проблем
Президентский указ устанавливает общегосударственный подход к борьбе с десятилетиями снижения конкуренции.
Приказ не только призывает традиционные антимонопольные органы — Министерство юстиции и Федеральную торговую комиссию — энергично обеспечивать соблюдение существующих законов и рассмотреть возможность обновления своих инструкций по слияниям, но также предписывает всем агентствам и департаментам использовать свои подробные знания и опыт для обеспечения четкости своей работы. поддерживает конкуренцию на регулируемых ими рынках, в том числе уделяя пристальное внимание рынкам труда. Такой общегосударственный подход необходим, поскольку антимонопольные органы ограничены как ресурсами, так и текущим судебным толкованием антимонопольного законодательства. Он также основан на том факте, что Конгресс делегировал полномочия по контролю за антиконкурентным поведением и надзору за слияниями многим агентствам, а не только Министерству юстиции и Федеральной торговой комиссии.
Таким образом, Орден предписывает или поощряет примерно дюжину агентств к участию в более чем 70 конкретных действиях, которые устранят барьеры для входа и будут способствовать усилению конкуренции.
Например, Приказ призывает Министерство здравоохранения и социальных служб работать со штатами, разрабатывая программы импорта лекарств, и рассмотреть возможность окончательной доработки правил, позволяющих продавать слуховые аппараты без рецепта за небольшую часть их текущей цены. Это требует, чтобы все агентства использовали свои закупочные и расходные полномочия, чтобы избежать укоренения монополистов и создать новые возможности для бизнеса для малых фирм. Он призывает FTC издать правила, ограничивающие соглашения о неконкуренции, которые препятствуют мобильности рабочей силы, не позволяя работникам переходить на работу, которая предлагает более высокую оплату и льготы. И он поручает Министерству сельского хозяйства рассмотреть вопрос об усилении соблюдения законов, направленных на предотвращение использования фермерами крупных мясоперерабатывающих компаний.
Экономика США сталкивается с серьезной проблемой рыночной власти, что приводит к увеличению неравенства в оплате труда и концентрации богатства, высоким ценам и стагнации заработной платы.
Указ президента опирается на весь спектр полномочий, предоставленных Конгрессом для его решения, чтобы гарантировать, что экономика работает на благо всех американцев.
[1] Когда только одна фирма продает продукт или услугу, для которых нет замены, фирма является монополией.
[2] Когда только одна фирма покупает продукт или услугу, фирма является монопсонией. Монопсония может существовать на рынке труда, когда на рынке есть только один работодатель.
[3] Рынки «Победитель получает все» — это рынки, на которых одна фирма имеет тенденцию к доминированию, даже если продукт доминирующей фирмы лишь немного лучше, чем другие продукты, и рынок изначально мог быть конкурентным. Рынок становится более концентрированным, когда лучшие исполнители могут захватить большую долю рынка, часто благодаря технологическим достижениям. Walmart является примером того, что ему удалось вытеснить с рынка множество небольших фирм, используя достижения в области транспорта и информационных технологий для снижения цен.